Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

Приближался рассвет. На востоке протянулась чуть заметная сероватая полоса. Ветер приутих, и тучи медленно ползли над станицей. Кружась в воздухе, падал пушистый снежок.

Несколько человек, как тени, скользнули в лощину. Совсем рядом послышались переливающиеся звуки бегущей воды. Журчал родник — Гремячий колодец, служивший причиной стародавней распри казацкого и калмыцкого населения станицы.

Выбираясь к гребню лощины, Буденный полз по хрустевшему насту. Как и всегда, в холод у него ломило простреленную ногу, и он, досадуя на боль, сердито морщил покрытые инеем брови.

По дороге сюда к ним пристало еще десятка полтора человек, верных бойцов, и теперь Буденный был твердо уверен в успехе.

На горизонте блеснул слабый луч, и сразу же в рассветном тумане стал виден силуэт церкви. Они были почти у цели. В разведку отправился Яким Сердечный с молодым казаком.

Со стороны станичного правления, где был виден желтый свет покачивающегося над крыльцом фонаря, доносилось приглушенное расстоянием нестройное пение. «Напились, — подумал Буденный, — с пьяными скорее управимся». Собственно, чувство уверенности в успехе налета появилось у него еще в ту минуту, когда он, слушая сообщение Якима Сердечного, решил освободить захваченных станичников. Он учитывал, что торжествовавший победу князь Тундутов не выставит сильного охранения — красных отрядов поблизости не было. Это давало возможность внезапно напасть на противника.

Вблизи послышался шорох. Буденный пригляделся. Разведчики тащили кого-то.

— Ух! — тяжело вздохнул Сердечный, вытирая потный лоб рукавом. — Вот, часового сняли. Здоровый, черт!

— Вы его крепко зашибли, — сказал Буденный, тщетно стараясь растолкать связанного белогвардейца. — Ну и черт с ним! Как там? Говори!

Яким Сердечный рассказал, что вокруг станичного правления заметно большое движение. Видимо, готовятся вести арестованных к месту расстрела. Там же, у крыльца, стоят два орудия и пулемет.

— А что, ежели нам эти пушки залобовать да по правлению гранатой вдарить? — предложил кузнец Иван Колыхайло.

— Так там же наши сидят! — сказал Буденный. — Вот что, товарищи, слушайте. Первое дело — не отставать, бить всем вместе, дружно. Помните, что своих выручаем. Понятно? За мной!

В сырой утренней мгле послышались приглушенные голоса. Кто-то ругался. Потом другой голос крикнул:

— Не смей бить, кадетская морда!

От станичного правления потянулась колонна. Буденный поднял голову, пригляделся и увидел тяжело идущих, согнувшихся людей. Их было человек шестьдесят. По сторонам, держа винтовки на изготовку, шла полусотня конвойных.

Колонна приближалась. Стало слышно, как хрустко поскрипывает снег под ногами нестройно идущих людей. Мимо потянулись головные ряды. Буденному показалось, что он видит отца.

— А ну, по коням! — сказал он вполголоса. — Атакуем их в конном строю.

Люди быстро поползли в противоположную сторону. Колонна пленных повернула в лог, когда над дорогой с громким криком показались какие-то всадники.

— Ура!

— Бей!..

— Кидай оружие!..

Пленные остолбенели. Потом, сообразив, бросились на конвойных. Они хватали их, валили в снег, вырывали винтовки, били прикладами, душили. На крыльце вспыхнуло, затрепетало пламя из ствола пулемета. Но Иван Колыхайло, забежав сбоку, обрушил дубину на голову пулеметчика.

Зазвенели разбитые стекла: из окон правления стали выпрыгивать люди. Пригнувшись, они разбегались в разные стороны. Промчался, почти лежа на шее неоседланной лошади, тучный человек в нижнем белье. Вслед ему захлопали выстрелы. Человек направил лошадь через плетень и скрылся в рассветном тумане…

Смертники, возвращенные к жизни, яростно атаковали правление, где на большом дворе белые еще сопротивлялись. Яким Сердечный поднял в атаку своих бойцов. В воротах завязалась рукопашная схватка. Люди дрались штыками, прикладами, стреляли в упор. Сильный крик заставил всех оглянуться:

— А ну, сторонись!

Иван Колыхайло, кружа дубиной над головой, пробился во двор. Вслед за ним хлынули остальные.

Белые заметались. Некоторые попрыгали через забор. Другие подняли руки. В несколько минут все было кончено. И лишь тогда бойцы увидели, что среди них нет Якима Сердечного. Он лежал в воротах, широко раскинув руки. Выстрел в грудь унес его жизнь…

К Буденному со всех сторон подходили бойцы. Многие вели в поводу захваченных лошадей. Разгоряченные, часто дыша, партизаны делились между собой подробностями только что пережитой схватки.

— Только он на меня, а я его как стукну! Так он два раза перевернулся!

— А Тундуткин, чи Тундутов, в одном исподнем драпанул, было конем меня зашиб!

— Теперь нам, Семен Михайлович, в самый раз на зимовники ударить! — предлагал здоровенный партизан с забрызганным кровью лицом.

— Правильно! — подхватили бойцы.

— Навести концы гадам!

— Уничтожить под корень осиное гнездо!

— Они от нас не уйдут, — заговорил Буденный, нахмурившись. — Только прямо сказать, товарищи, надо нам сначала организоваться. А если пойдем толпою, то толку не будет. А вот… — Буденный не договорил: кто-то крепко взял его за руку. Он оглянулся и увидел бледное, густо заросшее седой щетиной родное лицо.

— Ах, сынок! Сема… Спас… Сколько народу от смерти отвел! Прими мое отцовское… — У старика задрожало лицо, из глаз полились крупные слезы, он протянул руки к сыну.

Буденный обнял отца, чувствуя, как мелкая дрожь сотрясает его еще крепкое тело.

Вместе с отцом подошел Бахтуров. Был он в наспех накинутом поверх белья полушубке со свежими следами сорванных погон, в мерлушковой шапке и солдатских сапогах.

— Товарищ Бахтуров?! — Буденный развел руками. — Да вас же убили?

— Да, почти, — по красивому лицу Бахтурова мелькнула улыбка. — Но, как видите, остался живой… — Он свернул закурить из чьего-то кисета и несколько раз подряд жадно затянулся махоркой…

Ночной налет дал партизанам около двухсот подседланных лошадей, сотни полторы винтовок, несколько пулеметов и батарею в полной запряжке. Но среди освобожденных Городовикова не оказалось. Буденный подумал и решил, что Городовиков еще раньше был отправлен в зимовники.

Весть о разгроме карательного отряда быстро разнеслась по округе. В Платовскую потянулись добровольцы. Кто шел пешком, кто ехал верхом, а кто и одвуконь, ведя в поводу заводную лошадь. Подходили и небольшие партизанские отряды из верхнедонцев. Шли малоземельные калмыки… В Полтавской последние дни было спокойно. В направлении Хорькова брода разведка все же велась беспрерывно. Но Попов не давал о себе знать, видно, не мог опомниться после разгрома. Сегодня ему тоже не повезло. Партизанский разъезд отбил у белых небольшой обоз и походную кухню.

Пользуясь передышкой, Буденный сколачивал свой отряд. Бойцы были разбиты по сотням, назначены командиры и введены строевые занятия. В общем, пока все шло так, как надо.

Наступать на Попова с небольшими пока силами было нельзя. По сведениям, полученным от перебежчиков, атаман располагал двумя конными полками.

«Нехорошо, нехорошо получается», — думал Буденный. Его беспокоила мысль и о захваченной им батарее. Пока она бездействовала. Со смертью Якима Сердечного в отряде не оказалось ни одного знающего артиллериста.

Буденный посмотрел в окно на станичную площадь, где шли занятия верховой ездой. Занимались только иногородние. Казаки стояли кучкой в сторонке. Каждый взвод занимался на отведенном ему месте, и издали казалось, что на площади кружится под ярким солнцем бесконечная карусель всадников.

В сенях послышались шаги. Дверь приоткрылась.

— Семен Михайлович, тут до вас какой-то человечек пришел, — сказал Федя, ординарец Буденного, молодцеватый, бойкий казак с безусым лицом.

— Ну и веди его сюда. — Буденный подошел к столу, взял карту, свернул ее и убрал в сумку.

Дверь широко распахнулась. Зацепив широченным плечом за косяк так, что дрогнула хата, в комнату вошел смуглый, с большим чубом, высоченный парень лет двадцати. Светлые кудрявые волосы выбивались из-под рваной шапки на его чистый лоб. Из-под расстегнутого на груди зипуна и ворота рубашки виднелась часть могучей волосатой груди. Парень сделал шага два от порога, остановился и молча снял шапку. Его простоватое лицо с большим носом и маленькими глазами понравилось Буденному с первого взгляда.

— Чего тебе? — спросил он, оглядывая мощную фигуру вошедшего.

— Желаю поступить до товарища Буденного, — сказал парень глуховатым баском.

— Я Буденный. А ты кто такой? Документы есть?

— Есть. — Парень показал огромные, как чашки весов, ладони, сплошь попятнанные черными точками.

— Шахтер?

— Шахтер… Коногон. С Александрово-Грушевска, с парамоновских шахт [4].